Неточные совпадения
Красивая, здоровая.
А деток не дал Бог!
Пока у ней гостила я,
Все время с Лиодорушкой
Носилась, как с
родным.
Весна уж начиналася,
Березка распускалася,
Как мы домой пошли…
Хорошо, светло
В
мире Божием!
Хорошо, легко,
Ясно н а ́ сердце.
Он верил, что душа
роднаяСоединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;
Что есть избранные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит
И
мир блаженством одарит.
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный
мир своим
родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
— Не поминай ты мне про фабрику, разбойник! — стонал старик. — И тебя прокляну… всех! По
миру меня пустили,
родного отца!
Постепенно уходит он от
мира, уединяется, окружает себя иным
миром любимых книг, произведений искусства, запахов, звуков, создает себе искусственную чувственную обстановку, иллюзию иного
мира,
мира родного и близкого. Des Esseintes грозит гибель, доктор требует, чтоб он вернулся к обыкновенной здоровой жизни, но он не хочет идти ни на какие компромиссы с ненавистной действительностью.
«Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но,
родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови
родную дочь
И с
миром отпусти!
Карачунский издал неопределенный звук и опять засвистал. Штамм сидел уже битых часа три и молчал самым возмутительным образом. Его присутствие всегда раздражало Карачунского и доводило до молчаливого бешенства. Если бы он мог, то завтра же выгнал бы и Штамма, и этого молокососа Оникова, как людей, совершенно ему ненужных, но навязанных сильными покровителями. У Оникова были сильные связи в горном
мире, а Штамм явился прямо от Мансветова, которому приходился даже какой-то
родней.
— Да ведь это мой
родной брат, Аннушка… Я из гущинской семьи. Может, помнишь, года два тому назад вместе ехали на Самосадку к троице? Я с брательниками на одной телеге ехала… В мире-то меня Аграфеной звали.
Да, я буду с вами там,я буду с вами,
родные, безвинные на сем
мире; я буду с вами, Е. А., и вы меня примите опять.
Теперь мое единственное желание быть в Петербурге, около вас, потому что вы для меня все в
мире, единственная моя
родная и единственный мой друг, — для меня все в вас!..
— Послушайте, ради Христа! Все вы —
родные… все вы — сердечные… поглядите без боязни, — что случилось? Идут в
мире дети, кровь наша, идут за правдой… для всех! Для всех вас, для младенцев ваших обрекли себя на крестный путь… ищут дней светлых. Хотят другой жизни в правде, в справедливости… добра хотят для всех!
Я кинулся к нему, как к
родному, прямо на лезвия — что-то о бессоннице, снах, тени, желтом
мире. Ножницы-губы сверкали, улыбались.
— Вы, господа литераторы, — продолжал он, прямо обращаясь к Калиновичу, — живя в хорошем обществе, встретите характеры и сюжеты интересные и знакомые для образованного
мира, а общество, наоборот, начнет любить, свое, русское,
родное.
Матвей Савельев прочитал «Робинзона», «
Родное слово», «Детский
мир» и ещё штук пять столь же интересных книг, — это ещё более скрепило его дружбу с сыном постоялки.
В самой последней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердце действительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливейшей барыни в
мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба, за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищенная никем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в неге самых безумных и распаленных фантазий, — она вдруг получила известие о смерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чем она, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все его близкие
родные, человека странного, жившего затворником, где-то за тридевять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегося черепословием и ростовщичеством.
— Перестань, Олеся… Это меньше всего меня останавливает. Что мне за дело до твоей
родни, если ты сама для меня дороже отца и матери, дороже целого
мира? Нет, все это мелочи, все это пустые отговорки!..
Итак, двухлетнее «разделение» Брагиных с
родней благодаря ловкому вмешательству Головинского закончилось
миром. Старикам надоело «подсиживать» друг друга, и они с радостью схватились за протянутую руку.
Первый о чем-то сосредоточенно думал и встряхивал головою, чтобы прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека, только что простившегося с
родней и хорошо выпившего; второй же влажными глазками удивленно глядел на
мир божий и улыбался так широко, что, казалось, улыбка захватывала даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид.
Рогожин не любил ничего говорить о себе и, вероятно, считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот страшные богатства царя Алексея Михайловича, о которых никто не знал, спрятал и потом, во время турецкой войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и серебро в погребах были ссыпаны, а потом
родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском
мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
Общий интерес придавал этому оторванному от
родной земли уголку крестьянского
мира совершенно своеобразную физиономию: они принесли сюда свою великую крестьянскую заботу, от которой давно «ослобонились» мастеровые и разный другой сброд, какой набирается на сплав.
Я убежден, что Николай Матвеич не променял бы своей передней ни на какие блага
мира. Дело в том, что из единственного окна этой комнаты открывался чудный вид на
родные зеленые горы.
Вы совершенно переноситесь в тот
мир, в который ведет вас автор: вы находите в нем что-то
родное, перед вами открывается не только внешняя форма, но и самая внутренность, душа каждого лица, каждого предмета.
— Так,
родной, — перебила старуха, — по
миру, почитай, пустил его управитель-то…
Родных, кажись, не имеешь в
миру?
Владимир. Я был там, откуда веселье очень далеко; я видел одну женщину, слабую, больную, которая за давнишний проступок оставлена своим мужем и
родными; она — почти нищая; весь
мир смеется над ней, и никто об ней не жалеет… О! батюшка! эта душа заслуживала прощение и другую участь! Батюшка! я видел горькие слезы раскаяния, я молился вместе с нею, я обнимал ее колена, я… я был у моей матери… чего вам больше?
Мать как будто видит с вещей тоскою каждую былинку в
мире, знает все, что может стрястись с
родным сыном.
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом божьем
мире ни одной
Ты не найдешь души себе
родной!..
Питался я не материнской грудью
И не спал на ее коленях. Чуждый голос
Учил меня
родному языку
И пел над колыбелию моей.
Благословенно буди
Пришествие твое, спаситель Руси!
Ты нам
родной, тебя вспоила Волга,
Взрастил, взлелеял православный
мир,
Ты честь и слава русского народа.
Потоль велика русская земля,
Поколь тебя и чтить и помнить будет.
Забыл несчастную навек
Или кончиной ускоренной
Унылы дни ее пресек, —
С какою б радостью Мария
Оставила печальный свет!
Мгновенья жизни дорогие
Давно прошли, давно их нет!
Что делать ей в пустыне
мира?
Уж ей пора, Марию ждут
И в небеса, на лоно
мира,
Родной улыбкою зовут.
Теперь припоминаю странное обстоятельство, не могшее в то время обратить на себя мое внимание: никто ни словом не намекнул, не вспомнил, что у него есть другой
мир, родина,
родные, друзья.
Выбирай, что лучше: либо жить честно, в любви у отца, с душой своей в
мире, с благодатию в доме; либо жить весело, на смех и покор людям, на горе
родным, на радость врагу человеков.
Только!.. Вот и все вести, полученные Сергеем Андреичем от отца с матерью, от любимой сестры Маринушки. Много воды утекло с той поры, как оторвали его от
родной семьи, лет пятнадцать и больше не видался он со сродниками, давно привык к одиночеству, но, когда прочитал письмо Серапиона и записочку на свертке, в сердце у него захолонуло, и Божий
мир пустым показался… Кровь не вода.
Как решил я
родное Заволжье покинуть, сам с собой тогда рассуждал: «Куда ж мне теперь, безродному, приклонить бедную голову, где сыскать душевного
мира и тишины, где найти успокоение помыслов и забвение всего, что было со мной?..» Решил в монастырь идти, да подальше, как можно подальше от здешних мест.
Воздав достодолжную дань поклонения артистам-любителям, автор в заключение перешел к благотворительной цели спектакля «Теперь, — восклицал он, — благодаря прекрасному сердцу истинно-добродетельной женщины, благодаря самоотверженно-неусыпным трудам и заботам ее превосходительства, этой истинной матери и попечительницы наших бедных, не одну хижину бедняка посетит и озарит внезапная радость, не одна слеза неутешной вдовицы будет отерта; не один убогий, дряхлый старец с сердечною благодарностью помянет достойное имя своей благотворительницы, не один отрок, призреваемый в приюте, состоящем под покровительством ее превосходительства, супруги г-на начальника губернии, вздохнет из глубины своей невинной души и вознесет к небу кроткий взор с молитвенно-благодарственным гимном к Творцу
миров за ту, которая заменила ему, этому сирому отроку, нежное лоно
родной матери.
Не только Полояров, но и
родной отец, и никто и ничто в целом
мире не заставили бы ее теперь отступиться от своего ребенка.
Долго, до самой полночи ходил он по комнате, думал и сто раз передумывал насчет тюленя. «Ну что ж, — решил он наконец, — ну по рублю продам, десять тысяч убытку, опричь доставки и других расходов; по восьми гривен продам — двадцать тысяч убытку. Убиваться не из чего — не по
миру же, в самом деле, пойду!.. Барышу наклад
родной брат, то один, то другой на тебя поглядит… Бог даст, поправимся, а все-таки надо скорей с тюленем развязаться!..»
Но есть одно, что тесно
роднит между собою все такие переживания. Это, как уже было указано, «безумствование», «исхождение из себя», экстаз, соединенный с ощущением огромной полноты и силы жизни. А чем вызван этот экстаз — дело второстепенное. В винном ли опьянении, в безумном ли кружении радетельной пляски, в упоении ли черною скорбью трагедии, в молитвенном ли самозабвении отрешившегося от
мира аскета — везде равно присутствует Дионис, везде равно несет он человеку таинственное свое вино.
Личность переживает себя, как трансцендентное, чуждое
миру, и переживает бездну, отделяющую её от высшего
мира, от иного
мира, который должен ей быть
родным.
Это значит, что не должно обожать и обоготворять ничего и никого в
мире, ни людей, близких,
родных, царей, ни идей и ценностей, ни человечества или природы.
В другом месте тот же Иоанн Лествичник говорит: «Чтобы избежать печали, нужно возненавидеть весь
мир, любовь к Богу угашает любовь к
родным и твари вообще».
Он даже потерял навсегда надежду узнать своих
родных. Он был одинок в целом
мире и еще с таким позорным прозвищем.
Да, Русь была тогда полна чарования!
Родные предрассудки и поверья, остатки
мира младенческого, мифического; духи и гении, налетевшие толпами из Индии и глубокого Севера и сроднившиеся с нашими богатырями и дурачками, царицы, принцы, рыцари Запада, принесенные к нам в котомках итальянских художников: все это населяло тогда домы, леса, воды и воздух и делало из нашей Руси какой-то поэтический, волшебный
мир.
В корпусе Аракчеев заслужил репутацию отличного кадета. Умный и способный по природе, он смотрел на Мелиссино как на избавителя и изо всех сил бился угодить ему. Мальчик без
родных и знакомых в Петербурге, без покровителей и без денег испытывал безотрадную долю одинокого новичка. Учиться и беспрекословно исполнять волю начальников было ему утешением, и это же дало средство выйти из кадетского
мира в люди.
У меня и
родных нет в
мире, кроме родины, да и та отступится от меня, даже мертвого; чужие будут обходить жилище — не скажут: усопшего.
Но мало было для нее, что она увековечила мысль, освободила ее от кабалы давности, от власти папизма, дала человеку на морях неусыпного вожатого и свела для него громовержца на землю; мало, что подарила человечеству новый
мир на его
родной планете; нет, эта всепожирающая пытливость ума захотела еще завоевать небо и похитить у него тайны, никому и никогда не доступные.
С этого времени она стала для меня весь божий
мир, и отец, и полюбовник, и все
родное; в ее глазках светили мне мое солнце, и звезды ясные, и каменья самоцветные, на устах ее цвели мои цветы махровые; здоровье ее был мой самый дорогой талан, жизнью ее я жива была.
В его отношении к Европе сказывается всечеловечность русского духа, способность русского человека переживать все великое, что было в
мире, как свое
родное.
— Уедем,
Мира, отсюда! Уедем сейчас обратно к отцу! Умчимся в
родное наше королевство! Что тебе чужой народ,
Мира! Не хочет он подчиняться поставленным тобою сановникам, так уйди от него. У нашего царя-батюшки достаточно богатства, достаточно дворцов, и там ты так же весело жить будешь, как и здесь.
Русское национальное самочувствие и самосознание всегда ведь было таким, в нем или исступленно отрицалось все русское и совершалось отречение от родины и
родной почвы, или исступленно утверждалось все русское в исключительности, и тогда уже все другие народы
мира оказывались принадлежащими к низшей расе.
Ей казалось, отец, брат,
родные, весь
мир покинул ее, несчастную сироту.